Новейший спектакль Липецкого академического театра драмыдля постановщика Сергея Бобровскогоне так уж и нов. Прежде он успелпредставить «Месье Амилькара»публике ещё в двух городах.

«Играйте! Я вам плачу!» – так сформулировал свой стиль существования в мире Александр Амилькар. «Рогоносец по жизни», брошенный дамой сердца, он решает купить собственный рай на земле. За деньги – идеальную семью, любящую жену, послушную дочь, верного друга. Главное, чтобы это были не реальные люди с их чувствами и эмоциями, а те, кто будет разыгрывать его жизнь по условиям контракта. Но возможно ли долго подчиняться пунктам договора о найме в ненастоящую жизнь?

Исполнитель главной роли Владимир Борисов, как и Сергей Бобровский, успел отметиться в пьесе в Новосибирске. Правда, играя роль второстепенную.

– Каково было переключиться с уже знакомой вам роли Поло на центральную фигуру – месье Амилькара?

– Учитывая, что я чётко представлял себе образ месье Амилькара, репетиции лишь расставили некоторые акценты. Удивительно другое: при всей понятности пьесы лично для меня совершенно непредсказуемой иногда является реакция зрителей. В тех местах, где мы рассчитывали на громогласный смех, зал безмолвствует, а там, где надо плакать, – все хохочут. Это невероятно!

– Ваш образ показался мне одним из наиболее цельных во всей пьесе. Кто-то из актёров однажды признался, что если не жить в шкуре своего персонажа двадцать четыре часа в сутки, – роль не сыграешь. Собственно, как и Виржинии (персонаж Марии Колычевой), которой проще полностью перевоплотиться, чем быть кем-то «с 5 до 12».

– Честно говоря, Амилькар просто пользовался моим телом. Сложно говорить о каких-то объединяющих нас чертах. Тут уже просто думаешь, каким мог быть Борисов в той или иной ситуации. Вообще такого героя доиграть до конца сложно, не уверен, что мне это когда-то удастся. Амилькар настолько замкнут, настолько обожжён самим собой, что сравнивать его с обычным человеком просто не приходится. Ну, подумаешь, девушка бросила. Помучился, пострадал, попил водки, грубо говоря, – и жизнь пошла дальше. У Амилькара юношеский комплекс возводится в ранг судьбоносной личностной драмы. И он ничего не может поделать.

– Бобровский оставил в финале некую недосказанность: кончает ли с собой Амилькар или живёт дальше. Ведь в оригинальном тексте звучат два выстрела, у вас же – только один. Возможен ли хэппи-энд?

– Нет, тогда трагедии Амилькара не получилось бы. Хотя, это моё личное мнение. Надежда на счастливый конец всё же в нашем спектакле присутствует, будто всё это – сон Амилькара. Так что пусть зритель сам додумывает.

– Получается совсем не комедийный образ, а, напротив, наделённая огромным количеством внутренних противоречий драматическая фигура?

– Конечно. Именно благодаря этому Амилькаром можно «крутить» и так, и эдак. Автор даёт полную свободу для актёров и режиссёров, каким сделать его. Представьте бухгалтера типичным неказистым безропотным лысоватым типчиком. Абсолютно комедийным. С другой стороны, – это может быть и жёсткий, властный, упрямый человек.

Как раз на этих словах в гримёрную вошёл режиссёр спектакля и вместе с тем исполнитель одной из ключевых ролей Сергей Бобровский.

– Бобровский – хороший партнёр на сцене?

– Замечательный! (Взрыв общего смеха). А как вы бы хотели, чтобы я ответил в его присутствии? Надо лучше его спросить, нравится ли ему работать с нами.

– У меня для Сергея Александровича другой вопрос. Приходилось слышать, что персонаж Машу, которого он теперь решил сыграть сам, никогда не выходил у других актёров так, как ему бы хотелось.

– То, что я пытаюсь вложить в эту историю, – для меня важно. Этого не получилось в других театрах в двух моих предыдущих вариантах постановки. И трактовка отличается. И актёры – другие. В очередной раз пытаться «вылепить» из исполнителя роли того Машу, которого я представляю, – зачем? Тем более, я не люблю насаждать артистам своё видение. Проще сыграть самому, учитывая известное сходство моего собственного темперамента с Машу. К тому же в нём должно быть минимум актёрства. В «Месье Амилькаре» происходит столкновение очень разных личностей: просто человека, актрисы, проститутки и художника. Необходимо показать их разность, способы реагирования в одних и тех же обстоятельствах. Всё, как в жизни. Я занимаюсь одним, кто-то – другим, а ты – третьим. Амилькар – бухгалтер, а Машу – художник. Мы мыслим по-разному. Можно договориться, но до чего бывает сложно! История об этом. Мой персонаж противостоит социальным установкам, у него другой язык выражения. И это отнюдь не связано с живописью, – художником в широком смысле может быть каждый из нас.

– Амилькар, пытаясь за деньги купить семью, друга, в итоге добивается совершенно искреннего расположения от людей, за чью любовь он платит. Нет ли здесь синдрома заложника, когда последний начинает симпатизировать своему мучителю?

– Мне кажется, речь идёт о другом. Здесь нет жертвы и палача, хотя ситуация зависимости присутствует. Про жертву и палача я в Липецке ещё ничего не ставил и не буду. Это выглядит увлекательно только в контексте садомазохистских игрищ, а на самом деле ничего весёлого тут нет. Кстати, раз уж затронули такую тему. Выбирая костюм для Колычевой, нам пришлось целый день посвятить секс-шопам. Профессиональная необходимость заставила. Ни в коем случае не хочу никого обидеть, но, как мне кажется, всё это от бедности фантазии, от неспособности получать естественное удовольствие. У Машу есть реплика (она не вошла в финальный вариант инсценировки): «Да здравствует природа в любое время года!». Если задуматься, лучше природы и придумать ничего нельзя. Имеются в виду наши непосредственные взаимоотношения, чувства.

– Вопрос о том, можно ли купить любовь, в постановке Сергея Бобровского остаётся открытым. А между тем, это центральная проблема пьесы, решение которой будет искать каждый из зрителей. Такая диалектика была изначально заложена Жамиаком или является вашим личным взглядом на «Месье Амилькара»?

– Если бы у меня было достаточно денег, я непременно бы попробовал, постарался бы сделать всё, чтобы купить любовь и понять, нужно ли, можно ли так поступать. Пусть подобное не покажется дикостью: вокруг нас подобные «сделки» сплошь и рядом. Допустим, пресловутые олигархи выбирают, заказывают, выращивают, выхаживают юных дев, а потом делают из них себе «домашних» жён в золотой клетке или любовниц. Разве от женщины не требуют никаких чувств, кроме соответствия неким типовым стандартам? Разве причиной являются только лишь красивые ноги и гладкая кожа? Нет. Избранниц духовно образовывают, оснащают культурой – как гейш. Это не противостояние добра и зла, это – отражение наших моральных установок. Есть люди, твёрдо убеждённые в том, что купить можно вообще всё.

– Тем или иным образом, мы все, к сожалению, вынуждены прогибаться, торговать собой. Продаваться за более выгодную работу, блага, привилегии. И совершенно необязательно, что при этом происходит внутренний излом, переоценка, так можно существовать до самой смерти – счастливо и безбедно, – если повезёт.

– Хорошо, когда в жизни есть гармония. Чтобы одно другому не мешало.

– Однако финал спектакля убеждает, скорее, в обратном!

– На этих весах и выстроена стержневая мысль постановки, она диалектична, как верно было замечено. Хотя, соглашусь, всё это слишком сказочно. Дескать, что-то не продаётся, или художник должен быть голодным. Лучше бы, если сытый и довольный, а не с гастритом от постоянного недоедания, как Машу. Другое дело – бедность духовная. Каждый художник, артист мнит себя величиной, а то и гением. Но тогда в качестве доказательства должен быть предъявлен результат, оправдывающий претензии на величие. Все к этому стремятся, но не всем дано. Кто-то хочет называться звездой, но в ряду действительно талантливых и одарённых форвардов местный «князёк» оказывается пустышкой.

– Вот, кстати, тема великих возвращает нас от философских рассуждений вновь к спектаклю. Недавно побывал на выступлении народного артиста Александра Филиппенко и был полностью заворожён его безумной энергетикой, два часа державшей зрителя в напряжении, не на секунду не позволяя заскучать. Прихожу к выводу, что эмоциональная насыщенность, драматургический напор заставляют воспринимать происходящее совершенно по-иному. Заметьте, сейчас не имеются в виду цирковые па или пустые метания по сцене. Я обратил внимание, что динамика «Месье Амилькара», по сравнению с вашими прошлыми работами, изменилась. Действие развивается более интенсивно, «провисов» или чрезмерной созерцательности нет и в помине. С чем это связано?

– Дело в Иве Жамиаке, он блестящий мастер. Мне очень жаль, что его в русском переводе практически нет. В первоначальном варианте – пьеса длиннее. Кое-что пришлось подсократить, чтобы сохранить определённый темп на протяжении всего спектакля. Текст изобилует замечательно выстроенными диалогами, словесными рокировками. Но иногда они мешают быстрому развитию событий. При всём том, мне хотелось добавить столичного ощущения. Всё-таки местом действия является Париж, город стремительный, со своим характером. Согласитесь, провинциалы, попадая в мегаполисы, утрачивают ориентацию, теряются в непривычном ритме. Но это не значит, что ритма не существует. В чём он? Фактически, в централизованных финансовых потоках, в воспроизводстве денег деньгами. Время – деньги. Не успел – твои проблемы. И нас невольно начинает засасывать. Я попытался смоделировать такое пространство в условиях сцены.

– Как сами себя ощущаете, выбившись на главные роли?

– Ужасно! Я помню, когда невольно пришлось принимать участие в собственном спектакле: молодой артист вывихнул ногу, пришлось его заменять. Постановка была многолюдная, шумная, головокружительная буквально. Носился по сцене, одновременно ещё и давая указания труппе. Совмещать режиссирование с «сеансом одновременной игры» – это на любителя. Был у меня приятель-постановщик, который сам себе всегда роли брал. Раньше он служил актёром и, видимо, не «наигрался». Это не для меня.

– Вопрос к Владимиру. Бобровский метал молнии глазами или «шикал», когда находился рядом на сцене?

– Разве что пару раз. Нет, он совсем не похож на этакого карабаса-барабаса. Мы прорабатываем и обсуждаем всё заранее, да и взаимопонимание у нас с режиссёром отменное: мы идём рука об руку уже с десяток лет, научились понимать друг друга без слов и «шиканий».

Роман Хомутский