Найти новое решение комедии «Чайка» сегодня уже, наверное, невозможно, и Чехов в современном театре стал в первую очередь уникальным тренингом для артиста и проверкой стиля для режиссера.

Сергей Бобровский, главный режиссер Липецкого академического театра им. Л. Н.Толстого уже обращался к творчеству Чехова - в Бийске он ставил «Вишневый сад» и «Юбилей». Теперь «Чайка». Что это - порыв души или дань традиции? (В Липецкой драме худруком Владимиром Пахомовым в свое время был переставлен весь Чехов, а «Чайка» была одной из самых заметных постановок.) Ведь даже «скромное» решение требует чистой и внятной режиссерской речи.

На сцене мы видим абсолютно чеховский ансамбль - все артисты, как и герои пьесы, встречаются в тех событиях и в том пространстве, которые им предложены - но это похоже на Парад планет, который случается редко и по своим орбитам все удаляются друг от друга, едва встретившись. Для героев - это единственно-возможная ситуация, в которой может произойти развитие действия, для артистов - способ найти решение роли в сложной, очень тонко вычерченной геометрии взаимоотношений. Скорее всего, это воплощение поставленной артистам задачи (или нечто иное - внутренне для этого театра) - но актеры порой работают в разной жанровой эстетике. Они - истинно чеховские знакомые незнакомцы, живут рядом, вместе, но живут «параллельно», каждый замкнут в своем мире.

В такой оправданной несогласованности родился весьма острый и интересный треугольник Аркадина - Тригорин - Заречная. Здесь сразу поражаешься смелости режиссера и в выборе актеров и в данной им возможности играть «свое». Аркадина (з.а. РФ Ольга Мусина) - классическая «звезда Харькова» молодящаяся, высокомерно-строгая, безусловно «комильфо». Поначалу актриса в своей игре не уходит далеко от текста и ремарок автора, а оживляют ее образ придуманные постановщиком спортивные игры - она то забивает в лузы крокетные шары, то крутит педали на велосипеде, то совершает легкие пробежки. Начинаешь уже было верить в достаточно банальную игру. И вдруг - две важнейшие сцены Аркадиной: объяснение с сыном, а затем и с возлюбленным. С Костей она жестока. Да, она жалеет сына, хорошо играет «любящую маты», вспоминая при этом жесты и голос данной роли. Но уже в этот момент по спине холод от предчувствия финала - Треплеву подписан приговор. Режиссер четко выводит мысль, что Аркадина чуть ли не главная виновница гибели сын.Треплев в этой сцене почти отсутствует. Инфантильный и нервный в начале спектакля, Костя (Евгений Азманов) все больше растворяется и бледнеет, а в финальной сцене с Ниной существует как тень. Также активна и даже агрессивна героиня в объяснении с Тригориным. Она становится мужчиной - не уговаривает и не молит, не соблазняет, а ставит ультиматум - «ты не сможешь творить». При этом иронично и легко решена эта сцена -Аркадина остервенело выискивает тщедушный томик сочинений беллетриста среди груды книг в шкафу, где наверняка есть и Тургенев, и Толстой и Золя, и первая строчка ее «гения», которую она цитирует вслух - "если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь-приди и возьми ее"...

Нестандартный и даже в чем-то маргинальный Тригорин (Максим Дмитроченков) как всегда на поводу женских эмоций и воли. Он истинный созерцатель и питается эмоциями для своего вдохновения. Чеховская задача герою - искать сюжеты «для небольших рассказов» - воплощена с юмором и почти буквально - вдохновенно захлебываясь в своей исповеди Нине, он резко делает паузы и технично строчит в свой блокнот только что произнесенные слова - так же вдохновлено продолжает, даже не замечая за собой своей неискренности. Графомания Тригорина изящно воплощена в объяснении с Ниной, когда герои придумывают игру и ведут диалог при помощи записок друг другу. Они создают свою написанную историю любви. Режиссер как бы намеренно отстраняет героев, предлагая им придумать своих книжных двойников и любить только на страницах. И эта любовь даже не станет целым произведением, так как записана на клочках, обрывках и полях страниц.

Абсолютно органична и светла Нина Заречная - исполняет ее ровесница героини Лилия Ачкасова. При видимом отсутствии опыта, неготовности как-то «по-особенному» сыграть Нину, восемнадцатилетняя актриса живет, любит и порхает. У героини есть хорошая доля кокетства и амбициозности - ведь мы уже давно не соглашаемся с тем, что Заречная - невинная жертва жестокого мира, юная душа, положенная на алтарь. Нина в спектакле Бобровского говорит честно и искренне. Она не смягчает тон и не заглядывает в глазки Треплеву, говоря ему, что пишет он плохо. Она открыто являет женскую симпатию и свое желание Тригорину. Героиня совершенно не «наигранна» и не «застроена». Четко и звонко она заявляет о своей готовности терпеть все - ради любви, успеха и творчества. В финале она спокойна и решительна. Да, по-прежнему трепетна, душа ее и тело так же рвется к своему идеалу. Да, она уже больна и не в себе. Но, видимо, все-таки на позиции Нины режиссер делает главный акцент своей постановки - быть в творчестве можно только в абсолютном градусе чувств. Если тебя не хватает - смирись, уйди или умри.

Сильна и выразительна по-актерски линия «вечно мешающих»  Маши  (Маргарита  Романова)  и  Медведенко (Владимир Борисов). Маша - изящная, чувственная, порывистая и танцующая - ей бы и быть актрисой, но она становится героиней своего собственного романа и погружается в полное отчаяние. В финале - она не только равнодушна к маленькому ребенку, но и продолжается увлекаться спиртным и табаком, хотя на большом сроке. У Бобровского Маша снова беременна - видимо, хочется дать ей еще один шанс любить, воспользуется ли она им... Медведенко - непривычно нежный и трогательный, вызывающий явную симпатию. Всегда с фотокамерой - он фиксирует все ключевые события усадьбы - на сцене везде его снимки, сделанные и до известных событий, и во время действия. Он - сторонний наблюдатель, но и персонаж, не влекущийся эфемерными страстями, а просто живущий. Ему дан дар любить - он не умирает, не скатывается на дно, не разыгрывает в жизнь в лото, а просто уходит - у него есть реальность - его ребенок.

«Чайка» - это театр в театре, причем как в зеркальном коридоре - продолжается бесконечно, превращаясь во все более маленькую миниатюру. На сцене, естественно, такая миниатюра - театр Кости. В глубине сцены среди серых стен, обрамляющих все пространство - огромный черный квадрат. Там на камне играет Нина. Там тонут наши мысли и наши эмоции. Мотив игры на сцене везде - это и огромное зеленое поле для крокета, и теннисная сетка, маленький детский самокат, который так и не забросили в чулан после взросления Кости. Режиссер играет и со страхами героев - в финале на столе три свечи, которых так боится суеверная Аркадина, и мы точно знаем, что сегодня именно 13-е число...

«Это может расстроить маму» - еще долго мы слышим голос Кости. И чудесную мелодию старинной музыкальной шкатулки. Нас вовлекают в мир детского сна - на сцене еще что-то говорят, но мы уже во власти своих ощущений и воспоминаний. И почему-то так неожиданно ужасно выбрасывает из этого состояния тот самый звук ...

После выстрела больше не звучат слова, а только звуки сказочной механической мелодии. А еще страшный отрезвляющий стук падающих на пол бочонков лото. Зачем слова - ведь сказано больше, чем это было возможно.

«Чайка» - явная удача Липецкого академического театра. В спектакле есть самое главное - тонкое понимание Чехова и внятный, выразительный сценический язык. Спектакль, в котором много зависит от чутья и внутренней жизни артистов, которым режиссер доверился полностью.

Вика Володина