То, что совпали два юбилея — 29 января мы отпраздновали 150-летие со дня рождения великого русского писателя и драматурга Антона Чехова, а сегодня, 30 января, принимает поздравления с 60-летием  народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, актер  Академического театра драмы имени Льва Толстого Михаил Янко, — глубоко символично.

Именно чеховское мировоззрение,  его извечное стремление помочь человеку стать лучше, сформировало жизненные принципы Янко, сделало из него настоящего Артиста. О Чехове, взглядах на современный театр, предназначении актера и многом другом он рассказал накануне юбилея  журналисту  «Липецкой газеты».

  — Михаил Леонидович, как вы себя ощущаете, вернувшись после  перерыва в театр, в котором проработали не один десяток лет?

  — Чувствую себя очень органично, ведь я вернулся в родной дом. Я строил этот театр вместе с Владимиром Пахомовым и моими коллегами. Здесь я проработал 22 года моей жизни, и это были яркие, интересные годы. За это время случалось всякое, но наш академический театр всегда был частью меня. Да, в начале 2000-х я ушел из него, захотелось попробовать свои силы в столице — на сцене прославленного ¬МХАТА Татьяны Дорониной. К сожалению, обстоятельства сложились для меня не лучшим образом — сломал ногу, долго восстанавливался, пришлось вернуться домой. Но я ни о чем не жалею, мне необходимо было сменить обстановку, набраться новых впечатлений, получить стимул к дальнейшему развитию как актера.

Последние несколько лет я, как вы знаете, служил в драматическом театре на Соколе. Поначалу было интересно, но потом возникло ощущение топтания на месте. Поэтому, когда поступило предложение от главного режиссера академического театра драмы Сергея Бобровского,  я сразу же включился в работу над «Женитьбой». Результат меня вдохновил, и прошлым летом я перебрался в академический театр окончательно.

  — Чем, на ваш взгляд, новое поколение театральных актеров отличается от вашего?

  —Для моего поколения театр — это прежде всего храм искусства, а не  место, где можно подхалтурить, заработать деньги. Зрителя можно увлечь  только чем-то подлинным, настоящим, а не легковесной поделкой. Актер обязан работать на нерве, на пределе. Может быть, молодым актерам я со своими идеалами кажусь ископаемым динозавром. Но очень важно, чтобы и в труппе, и в обществе в целом не прерывалась связь поколений, сохранялись традиции. Если молодой человек не знает классиков отечественного театра и кино, как же он сможет  на пустом месте овладеть актерским мастерством? Опыт зрелости плюс горячая кровь и энергетика юности дают потрясающие результаты. Мне импонирует  то, что Сергей Бобровский изначально задал высокую планку. Только сняв с себя шелуху сытости и самодовольства, которая порой появляется в академических театрах, можно добиться чего-то стоящего.

  — Насколько творческие методы Бобровского отличаются от тех, которые исповедовал Владимир Пахомов?

  — Для актера нет большего счастья, чем играть в разных жанрах с разными режиссерами, постоянно  открывая в себе что-то новое. Театр Пахомова и театр Бобровского очень сильно  различаются, и это здорово. С Пахомовым вместе мы создали из ничем не примечательного провинциального театра академический, известный всей России, со своей историей, традициями, «Мелиховскими веснами», «Липецкими театральными встречами». Мы вдохновлялись классикой,  и это себя полностью оправдало.

У Бобровского, иной, более современный творческий метод. Он исповедует театр живой, в котором актеры лишены возможности существовать по инерции за счет былых заслуг. По сути, опять идет строительство нового театра, и я рад, что принимаю в нем участие. Бобровский очень тонко чувствует фальшь, недоигранность, но при этом он не диктатор. Он и сам, как мне кажется, живет по максимуму, полностью подчинив себя художественным задачам. По-другому просто нельзя в нашем деле — с девяти до пяти я художник, а после, извините, рабочий день закончился. Да, быть постоянно мобилизованным, включенным в работу  нелегко, но результат того стоит. Режиссер должен вести за собой актера, вдохновлять на творчество, видеть в нем что-то особенное. И у Бобровского это получается. Здорово, что он не стал размениваться на легковесные работы ради кассы, а сразу сконцентрировался на глубоком материале. Публика это тоже оценила. Сейчас начали репетировать чеховскую «Чайку», разве можно играть такую пьесу вполсилы?

  — Насколько я знаю, это уже ваша вторая «Чайка». Чем интересно новое прочтение пьесы?

  — Да, впервые в «Чайке» я сыграл почти 30 лет назад, в 1981 году. В той постановке у меня была роль Тригорина. Мы все были молоды, «Чайка» стала первым прикосновением к Чехову, из которого родился весь наш обширный чеховский репертуар. Я был просто ошеломлен личностью Антона Павловича, человеческие качества которого равны его  писательскому таланту. Можно сказать, что Чехов, его произведения, письма, дневники заложили основу моего мировоззрения,  дали общие принципы моего существования в театре. Мне очень близко чеховское стремление улучшить российскую действительность, его искренняя любовь к маленькому человеку, глубокое участие, ответственность и забота о близких. Стараюсь быть достойным его персонажей.

Какой будет новая «Чайка» — пока трудно судить, мы только начали репетировать. Чехов тем и прекрасен, что каждый в нем находит что-то свое. Наверное, поэтому его хорошо знают и любят за границей. В первую очередь это будет спектакль о том, что каждый человек имеет право на свою правду и у всех она разная. Я  буду играть Евгения Дорна. У него есть потрясающая фраза. «Лишь то прекрасно, что серьезно». Как точно и емко сказано! В этом весь Чехов.

  — За все эти годы вы создали на сцене десятки  непохожих образов: и глубоко драматичных, и комедийных. А какие роли дороги вам?

  — Уверен, что даже если актер сыграл больше сотни ролей, из них можно особо выделить лишь 5—7. Для меня очень дорог  и весь мой чеховский репертуар, и работы в пьесах Островского  «На бойком месте», «Блажь», и роль Михаила в «Последнем сроке» Валентина Распутина, и Летчик в детском спектакле «Маленький принц» по Антуану  де Сент-Экзюпери тоже для меня особая веха. Из последних — Родион Николаевич в «Старомодной комедии» Арбузова.

  — Какие цели вы ставите перед собой сейчас, в чем находите вдохновение?

  — Когда тебе 60, то в первую очередь ты думаешь о своей актерской энергии, о том, как сберечь свои силы для себя и публики. Не секрет, что труд артиста требует максимальной физической и психической концентрации. Важно быть честным   с самим собой, не хватает сил — уйди, дай дорогу молодым. Еще Станиславский говорил: «Люби искусство в себе, а не себя в искусстве». Жизнь показывает, что это не так-то просто. С возрастом хочется отдохнуть, расслабиться. По-человечески это нормально, но актер не имеет права уставать от своей профессии. Надо чаще подстегивать себя, находить новые мотивации. Мне нравится мой нынешний возраст. Он открывает новые возможности. Жизненный и актерский опыт помогают лучше почувствовать персонажей, убедительнее воплотить их на сцене.  Хватило бы только здоровья. К счастью, я черпаю новые силы в моих родных и близких,  простых человеческих привязанностях, вечных ценностях. Стараюсь чаще радовать, а не огорчать людей. Надеюсь, что мне это удается.

Сергей Малюков