1 марта липецких театралов ждёт интригующая премьера. В Государственном академическом театре драмы свою пьесу «Потерянный муж» ставит московский режиссёр Вадим Мирошниченко.

Вадим Львович Мирошниченко сотрудничал с Липецким государственным академическим театром драмы имени Льва Толстого ещё в эпоху Владимира Михайловича Пахомова. В середине 80-х – начале 90-х режиссёр, которого специально приглашали из Москвы, поставил в нашем городе несколько отличных спектаклей. Семь или восемь – сам Вадим Львович за давностью лет не может вспомнить точную цифру. Однако надолго осталась в его памяти (и, надеемся, в памяти зрителей) самая удачная пьеса трагифарс «Сцены у фонтана» авторства Семёна Исааковича Злотникова. Инсценировка изобиловала концертными номерами, постановочными драками, чуть ли не цирковыми трюками. Липецк, по воспоминаниям Мирошниченко, слыл престижным локальным театральным центром, куда не зазорно было приехать Табакову или Райкину, Райхельгаузу, Твардовской и Макушенко. Новый виток творческих взаимоотношений московского режиссёра и липецкого театра наметился, когда Мирошниченко отправился навестить друзей в нашем городе и решил заодно заглянуть на давно знакомую сцену. Переговорив с художественным руководителем Сергеем Александровичем Бобровским и предложив к постановке пьесу собственного сочинения «Потерянный муж», Вадим Львович получил карт-бланш и практически сразу приступил к репетициям с нашими актёрами.

– Пьеса написана более десяти лет тому назад, – рассказывает историю «Потерянного мужа» автор. – С тех пор её много раз ставили в разных театрах… И в разных жанрах: комедия, лирическая комедия, эксцентрическая комедия. А мне захотелось сделать вещь именно в том жанре, который я задумывал изначально, – трагифарс. Это самый сложный жанр, на мой взгляд. Смотрите, фарсом называют комедию пошлого содержания, а трагедия предполагает гибель героя в финале. Как соединить, казалось бы, несовместимое? Герой у меня, к счастью, выживает, но – тем не менее. Несмотря на то, что я написал эту историю довольно давно, она не теряет актуальности. Проблемы семьи будут будоражить людей десятилетия спустя, поскольку они вечны. Сюжет вкратце таков. Муж хочет уйти из семьи, прибегает к различного рода ухищрениям. Большего мне бы рассказывать не хотелось, чтобы не раскрывать интригу, – загадочно улыбается Мирошниченко.

– Ведь спектакль – это фокус, продолжает рассуждать режиссёр. – Как в цирке: гильдией фокусников строго-настрого запрещается разоблачать секреты техники. В пьесе зрителя ждёт масса неожиданного, переход из жанра в жанр. Спектакль динамичен. Кроме того, мы уже ввели несколько дополнительных персонажей, хотя в тексте их шестеро. Несмотря на то, что я являюсь автором, мне интересно играть с пьесой, искать неожиданные решения. К написанному я отношусь небрежно, поскольку считаю себя всё-таки режиссёром, а не драматургом. Вместе с исполнителями мы дополняем текст, что-то, наоборот, выбрасываем. Я не литературный работник, пишу не каждый день. Эта история просто снизошла на меня, не более. А какой она получится на сцене – вопрос нашего с труппой сотворчества. И вообще, такое ощущение, что не я это создал. Успел практически всё забыть, – приходится самому во многом разбираться по-новому. Знаете, мы делаем постановку, а пьеса – это повод для спектакля, как говорили раньше. Мы делаем упор на сценическую ситуацию, на игру. Комедия и предполагает такой подход.

– Вы – столичный режиссёр. Часто приходится бывать в московских театрах?

– Редко. Если все сказали, что посмотреть надо, тогда иду. А так – не слежу. Это иногда сильно сбивает с толку, мешает. Конечно, надо видеть, надо самосовершенствоваться, развиваться… Но потом весь накопленный опыт, «насмотренность» может помешать в реализации собственных творческих задач. Ты подпадаешь под очарование кого-то из крупных режиссёров и – осознанно или нет – начинаешь заимствовать манеру, средства, которые он использует. Многие так и поступают, «надёргав» приёмов из лучших мировых постановок. Занимаются своеобразным «цитированием».

– В таком случае как соотносится общемировая драматургическая практика с великой школой классического русского театра, по вашему мнению?

– За границей много ставят наших классиков – взять того же Чехова. Но они понимают его по-своему, не лучше. На заданном тексте препарируются собственные проблемы, транслируются коллизии их общественного устройства. Тот, западный, театр отличается, пусть мировой театр суть един. Хотя национальные черты находят своё отражение в той или иной театральной традиции. Устройство разное, но вопросы к мирозданию у людей всего мира одни и те же. Западный театр больше ориентирован на текст и формальную сторону действа. За границей не учат послойному разбору пьесы – текст, подтекст, второй план. А это, между прочим, представляет собой основу нашей исконной театральной традиции. Положа руку на сердце, я заявляю, что наш театр сильнее. Разумеется, такие мировые культурные явления, как, скажем, японский театр, сравнивать с чеховской драматургией не вполне уместно, – надо отдать должное.

– В советскую эпоху театр служил кузницей лучших кадров для отечественного кино. И в качестве отражения того социального устройства и советской культуры (а не только пропаганды) кино играло важнейшую роль. Теперь, отчего-то, в фильмах мы не видим ярких звёзд, и уж, тем более, единицы из них имеют прямое отношение к театру. Почему?

– Лучше всего – работать в театре и сниматься в кино. В кино любят театральных артистов. С ними проще, поскольку они владеют профессией намного глубже, в то время как киноактёр ограничен кадром, его ощущение пространства отличается. К счастью, находятся замечательные творческие кадры, у которых удачно получается реализовываться в двух этих вселенных. Например, Машков, Меньшиков… Хотя, конечно, плеяда советских артистов была уникальна. Рождаются такие люди, уходят, потом появляются новые. Сейчас, как мне видится, яркие личности не могут сплотиться вокруг одного театра. Но тут, скорее, актуален вопрос организации, денег, возможностей. Сейчас и выделить какой-то один театр-форвард нельзя. Есть успешные, сильные спектакли тут и там.

– Как вы считаете, современному театру не вредит изобилие дополнительных технических средств? Не отвлекают ли всевозможные «навороты» зрителя от сути?

– Отнюдь нет. Главное, конечно, – актёр и зритель. Декорации, мультимедийные проекции, иллюминация лишь подкрепляют эмоциональный канал восприятия. Куда и зачем ведёт спектакль, куда он в итоге приведёт – это важно. И если условия выполнены, то никакие технические излишества не повредят впечатлению, а лишь усилят его. Технические возможности преображают сцену. Нищий театр с двумя стульями – от такого публика давно успела отвыкнуть. Хочется ведь иллюзии. Театр вообще – искусство тотальное, имеет значение каждый аспект. И гардероб, и буфет, и сценография, и костюмы, и свет, и артисты – всё служит единой цели. Тогда возникает театр. Рассказать слова недостаточно. Одних режиссёрских изысков не хватит для достижения катарсиса. Театр – коллективный, всеобъемлющий вид творчества. Праздник, иллюзия, мистерия.

– Давайте порассуждаем, театр – это коммерческое предприятие или обитель искусства в сложившемся историческом контексте?

– Я считаю, обе ипостаси можно грамотно совмещать. Но при наличии большого таланта у руководителя, который бы мог контролировать соблюдение разумного равновесия. Всем сестрам по серьгам, как говорится. Люди до сих пор не разучились верить театру, но и мы должны идти навстречу, не забывать о качестве, содержании, форме. Притом труппа не в состоянии существовать без аудитории, без продажи билетов. Осмелюсь предположить, что зритель будет всегда. У театра есть одно неоспоримое преимущество перед другими видами искусства: эффект присутствия. Течение времени условно, а пространство – безусловно. Подобной особенностью театр отличается от кино, эпизод в котором можно переснять, а потом красиво смонтировать. Действие разворачивается непосредственно на твоих глазах. Срабатывает принцип соотнесения: я прихожу в зал и подставляю себя на место героя. И не просто сопереживаю с событиями на экране, а непосредственно с живым человеком, находящимся в метре от тебя. Ты выбираешь себе героя, за которого ты «болеешь». Как на футболе. Согласитесь, ведь игру увлекательнее смотреть на стадионе, нежели дома перед телевизором.