По количеству грандиозных культурных событий, которые в последние две недели сменяются одно за другим, наш город превосходит все подвластные фантазии пределы. Ей-Богу, я не удивлюсь, если узнаю, что в Липецке грядёт, например, межпланетный шахматный турнир. Такими темпами он у нас неминуемо состоится рано или поздно, попомните моё слово.

Мировой драматург

Не успел в Липецкой области триумфально завершиться международный кинофорум «Золотой Витязь», как эстафету приняли пятый живописный пленэр и традиционные «Липецкие театральные встречи». Нынешний год стал для нашего театрального фестиваля юбилейным: театральная элита собралась в Липецке в двадцать пятый раз. За четыре дня, что продолжались «Встречи», зрителям показали свои постановки Липецкий государственный академический театр драмы имени Л.Н. Толстого, Курский государственный драматический театр имени А.С. Пушкина, Липецкий драматический и Елецкий городской театр. Кроме того, заслуженная артистка России Ирина Серебровская (Москва) представила моноспектакль по произведениям русской и зарубежной классической литературы «Акт». Кстати, «Акт» – это первая самостоятельная профессиональная работа нынешнего главного режиссёра нашего театра Сергея Бобровского, которую он осуществил более десяти лет назад, работая в новосибирском «Старом доме». С этой постановкой они с Серебровской объехали всю Россию. Спектакль показывал телеканал «Культура», и, наконец, он добрался до липецких подмостков.

По сложившейся традиции «Липецкие театральные встречи» были тематическими. «Чеховские персонажи в постсоветской России» – такую проблематику обсуждали на открывшей фестиваль 4 июня научно-практической конференции. О содержании беседы хотелось бы рассказать подробнее: если спектакли могли посетить все желающие, то дискуссия, развернувшаяся в малом зале академического театра, была рассчитана, прежде всего, на узкий круг специалистов.

Значение Антона Павловича Чехова для русского театра трудно переоценить. До сих пор его пьесы являются неисчерпаемым материалом для постановщиков всего мира. Как заметил один из почётных гостей драматург Юрий Бычков, на одном фестивале, где ему довелось побывать, знаменитая «Чайка» присутствовала в трёх версиях! Лев Аннинский, один из известнейших театральных и литературных критиков, рассказывая о способах взаимодействия классических чеховских пьес и современного театрального языка, также поделился историей об увиденном им в конце 80-х годов  «Вишнёвом саде». Железнодорожные рабочие – в оранжевых жилетах, новый русский Лопахин призывает Русь к топору, возвещая о перестройке народного хозяйства, старина Фирс в матросском костюме пляшет под «Раскинулось море широко».

– Я, давясь от смеха, – вспоминает Лев Александрович, – расставался со своим прошлым, как прощалась с ним вся наша страна. Будь постановка сделана в духе Станиславского, я бы умер от тоски.

По Аннинскому, Чехов, а не Шекспир – главный драматург мира. Почему? ХХ столетие принесло и без того слишком много печалей и катаклизмов, поэтому бессмертный Шекспир с его реками крови не мог удержаться на коне. Наверное, Антон Павлович что-то знал о нашем веке, что не укладывается в жуткую логику современности.

Мелиховская весна

Рассуждая о постсоветском пространстве, не стоит забывать, что это всего каких-то два десятилетия. А им предшествовало ещё сто лет. Которые не были ласковы с героями чеховских пьес. Та же «Чайка», ныне безоговорочно почитаемая классикой, воспринималась далеко не так однозначно. Возможно, вы будете удивлены, но в неспокойные годы после революции и «маленьким, тихим» персонажам Чехова, и стилю его драматургии предрекали бесславный конец и забвение. Однако после того как смута несколько улеглась, выяснилось: Чехов – один из немногих гуманистов, чьи произведения пронизаны истинным человеколюбием, пониманием, которых так не хватало людям в ту пору. Не хватает и сейчас. Не поэтому ли Антон Павлович столь актуален и по сей день?

В 1896 году, после провала «Чайки», Чехов, сочинивший уже к тому моменту несколько пьес, отрёкся от театра. А спустя год произнёс: «Без театра нельзя». Эти слова были сказаны в подмосковном Мелихово, где писатель жил с 1892 по 1899 год. За период «мелиховского сидения» было создано сорок два произведения – это очень плодотворный период в жизни Антона Павловича. Сейчас в этом легендарном месте работает один из главных чеховских музеев. А театральный фестиваль «Мелиховская весна» открыл свои двери уже в десятый раз.

– Если говорить только о зарубежных, то к нам едут труппы из Мадрида, Парижа, Гамбурга, Львова, – поделился заместитель директора усадьбы в Мелихово, автор книги «Просто Чехов» Юрий Бычков. – Приходится видеть много разных, самобытных спектаклей по пьесам Антона Павловича. Была, например, очень интересная трактовка «Чайки» Русского драматического театра из Одессы. Там я отметил для себя один любопытный момент, что касается связи времён, коль скоро мы говорим о классических героях в современном мире. Образ Нины Заречной чрезвычайно занятно развивается в социальном плане. Если в постановке одесского театра она предстаёт блудницей, которую не привечают в отчем доме из-за того, что она хочет окунуться в мир театра, то теперь конкурс в Щепкинское училище – двести человек на место. Только вообразите, сколько «нин заречных» ринулось по стопам героини «Чайки»! Изменился социальный, психологический климат. Родители теперь не бросают своих детей, которые выбирают для себя нелёгкую артистическую стезю. Эта профессия стала уважаемой, а количество театров зашкаливает, особенно в столице. Ещё один всем знакомый пример из классической пьесы – призыв «в Москву! в Москву!» из «Трёх сестёр». И чем, я вас спрашиваю, этот зов аукнулся сто лет спустя? Тем, что Москва стала самым густонаселённым мегаполисом в России! После одной из недавних премьер «Вишнёвого сада» у меня есть ещё одна неслучайная ассоциация с сегодняшним днём. Вишнёвый сад срублен, его разделили на участки для дачников. Точно так же, как по всей стране проданы миллионы гектаров колхозных земель! Больше того – в этой ситуации нашёлся и Фирс! Труженики села, которые в одночасье стали никому не нужны и преданы забвению, – самые настоящие Фирсы! Вот вам и чеховские персонажи в постсоветской России. Позволю себе процитировать Вячеслава Долгачёва, московского режиссёра, поставившего «12 новелл о любви». Он сказал, что никак не верится, будто Антон Павлович создавал свои произведения почти полтора века назад: всё, что мы в них находим, – о дне настоящем, те же страсти, те же мысли, те же поступки. Герои спектакля – мы с вами сегодняшние: страдающие, любящие, тоскующие, ищущие смысл жизни. Долгачёв говорит: «Театр производит хирургическое препарирование персонажей Чехова с целью понять, что изменилось внутри нас за последние сто лет».

Антон Павлович в современной литературе

Надо заметить, что переосмысляются герои великого мастера русского слова не только в рамках сцены. Отсылки к чеховским мотивам и фигурам из его произведений пристальный читатель может найти и в современной литературе. XX век завершился, а XXI начался под знаком постмодернизма, течения в искусстве, прямо скажем, далёкого от классической традиции, одним из апостолов которой общепризнан Антон Павлович. С предшествующим модернизмом связь, впрочем, обнаруживается довольно быстро. Чехов создал новые ходы в литературе, сильно повлияв на развитие короткого рассказа. Оригинальность его творческого метода заключается в использовании приёма под названием «поток сознания» (позже перенятого модернистами, в частности Джеймсом Джойсом) и отсутствии финальной морали, так необходимой структуре классического рассказа того времени. Чехов не стремился дать ответы читающей публике, а считал, что роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них. О влиянии на писателей современности написано и сказано пока не так много, однако с некоторыми актуальными взглядами на эту интереснейшую тему участников конференции познакомила кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы ЛГПУ Вера Сергеевна Расторгуева.

Чеховский «разрыв бытия», утрата целостности жизни – то, что стало объектом размышлений постмодернистов. Однако современный прозаик максимально скрывает аллюзии на Чехова в своих текстах. Если, допустим, Достоевский цитируется обильно и впрямую, то отсылки к Чехову тщательно вуалируются. В качестве иллюстрации напрашивается яркий пример из известного романа Виктора Пелевина «Generation». Фраза Раскольникова «ты какой человек – тварь дрожащая или право имеющая?» в устах одного из пелевинских героев звучит как «мы, несомненно, твари дрожащие, но, несомненно, имеющие неотъемлемые права». Постреалист Владимир Маканин охотно играет с фразами Гоголя, Достоевского, особенно теми, которые касаются характерного для XIX века образа «маленького человека», который именно в прозе Чехова достиг своего наивысшего воплощения. «Я всю жизнь выжимал по капле из себя раба» – Чехов в этой фразе больше умолчал, чем сказал. А умолчал он о том,  что же замещает «послерабские» пустоты, что заполняет внутреннее пространство человека, освободившегося от рабства. В книге «Андеграунд, или Герой нашего времени» Маканин находит ответ, вполне соответствующий духу нашего времени: выдавливание раба оборачивается «вползанием» в человека новой рабской сущности. Поскольку свобода «маленького человека» – это вседозволенность, право иметь без ответственности. И если «последний гуманист» Чехов видел для нас «небо в алмазах», возможность духовного совершенства, то современная проза не оставляет никакой надежды на счастье.

Если вышеприведённые примеры являются вполне явными, то в «Generation» находим мы и образец скрытой апелляции к яркому, узнаваемому чеховскому образу. В эпизоде, когда Татарский рассуждает о литературе, он неожиданно натыкается на развале турецкой обуви на жёлтые ботинки с пряжками в виде арф. Несомненно, подразумеваются туфли Лопахина, который, намекая на своё безвкусие, говорит: «Я в белой жилетке да в жёлтых ботинках, а в остальном – мужик мужиком». Деталь, которую Чехов выводит как символ буржуазной пошлости, служит Пелевину опознавательным знаком советской интеллигенции. Если в литературном контексте сравнивать Лопахина – выходца из мужицкой среды, для которого дворянская культура недостижима как данность, и советского интеллигента, то последний, по мнению постмодернистского писателя, оказывается таким же выходцем из народа, тщетно пытающимся достичь неких высоких духовных и нравственных высот, но априори неспособный на вещи высокого порядка. Эта социальная прослойка нещадно списывается временем со счетов, как эти жёлтые турецкие ботинки, которые никто никогда не купит.

Открытый вопрос

Напомню, что темой для дискуссий в рамках театральных встреч этого года были обозначены чеховские персонажи в постсоветской России. Сквозь призму творчества Антона Павловича, через реплики его бессмертных персонажей на расстоянии века мы узнаём себя. Такую позицию отстаивали все без исключения участники дебатов. Это наводит на соображения о том, что основой, стержневым содержанием внутренних поисков русского человека, думающего над смыслом жизни, является всё-таки наше классическое наследие. То, что предлагается актуальной российской прозой, – это не выдумка, но состояние сегодняшнего общества, своего рода срез эпохи. Эпохи жестокой и аморальной. И главная дилемма, разрешить которую должен современный человек, находится как раз на стыке творчества Антона Павловича Чехова и его преемников – новых классиков от литературы и драматургии: способны ли мы вернуться к истокам духовности, исконной русской культуры, общеславянских ценностей или наш удел – катиться под откос цивилизации? Слава Богу, пока Чехова будут ставить на сцене и включать в школьные учебники, есть надежда на то, что вопрос будет оставаться открытым.

Роман Хомутский